Танец – вершина координационных возможностей тела. Но, изучая танец, можно многое понять и про наши базовые функции и реакции. Ведь моторно-слуховые системы связаны и взаимодействуют. Главный регулятор координации находится в ухе, и прямохождение (то есть, смещение центра тяжести в теле, освобождение верхних конечностей и возможность координировать многие групп мышц одновременно) дало первым людям особые отношения с ритмом: возможность реагировать на него. От танца не отделаться ни одному человеку, даже тому, кто «не танцует». Ведь тело готово и просит сложных координированных действий, а они, в свою очередь ,помогают выживать. По сути, даже когда вы бежите или идете под музыку, вы танцуете.
ТЕКСТ: АНАСТАСИЯ ФИЛЕНКОВА
В обычной коммуникации до 60% информации передается жестами, которые в большинстве случаев бессознательны и целостны (holistic). Несмотря на разность культур и языков, мы можем считать смущение, радость, открытость, настороженность собеседника, даже не понимая сказанного. Джеффри Бити, психолог из манчестерского университета, говорит про универсальные жесты многих культур, которые продиктованы просто нашим восприятием мира и попытками его описать: большое мы будем показывать, разводя руками, удаляющееся – указанием вдаль, маленькое – показывая его размер ладонями и т. д.
Танец – это специфическая форма коммуникации и способ создания комьюнити, говорят исследователи. Во-первых: танец в группе позволяет участникам общаться интенсивнее, чем речь. Во-вторых: музыка и танец объединяют незнакомцев, несмотря на различия их характеров или интересов. В-третьих: за этими процессами стоит работа «зеркальных нейронов» и нейрогормональные механизмы, как эндогенно-опиоидная система.
Зеркальные нейроны позволяют «отразить» и прочувствовать другого человека. Они «размывают» границы личности ровно настолько, чтобы появилась связь общения. Но когда компания становится слишком большой, на помощь приходит ритм — в качестве внешнего медиатора, синхронизируя всех участников группы. А так как для человека выживание тесно связанно с общением и пребыванием в группе, нейрогормональная система вознаграждения поощряет его выбросом «гормонов радости». Дофамин, эндорфины, окситоцин, серотонин – медиаторы ЦНС – самые интересные из всего перечня, вовлеченного в этот процесс.
Например, окситоцин участвует в формировании привязанности, а дофамин отвечает за моторную деятельность и регуляцию двигательной активности. Их взаимосвязь диктует человеку предрасположенность к физической активности. От того, сколько дофамина выделяется и может продуцироваться, есть большие и меньшие любители подвигаться. Этот же медиатор отвечает за удовольствие от новизны, обучаемость, скорость обработки информации, мотивацию, пищевую и сексуальную активность, что так же важно с точки зрения выживания. Чем лучше работает эта система, тем лучше мы приспосабливаемся к миру. Именно с нарушениями дофаминовой системы связанны такие расстройства, как болезнь Паркинсона, главный симптом которой – нарушение моторных и двигательных систем.
Серотонин дает ощущение спокойствия и защищенности, понижает уровень негативных эмоций и боли. Эндорфин блокирует слабые болевые сигналы тела эйфоретическими заменителями (может, отсюда эта странная любовь балетных к нечеловеческим нагрузкам). Есть исследования о том, что боль легче переносить в группе. Особенно помогают синхронизированные действия: музицирование, строевой шаг или танец, ведь коммуникация в действии способствует выбросу нейромедиаторов, которые блокируют болевые сигналы.
Эндогенно-опиоидная система не только регулирует наше ощущение боли и удовольствия, но и поощряет активное физическое и просоциальное поведение. Обратно этому, при социальной депривации или разрыве отношений, человек чувствует боль, ведь эндогенно-опиоидная система сигнализирует о потенциальной опасности быть вне группы, а значит погибнуть. Вспомните хотя бы один разрыв отношений и главные советы, как его пережить: спорт или танцы. На эти же особенности психосоматики пытаются влиять ученые, используя танцы и музыку, как терапевтические средства при депрессиях, пост-травматических или аутистических расстройствах, болезни Паркинсона, расстройствах питания.
Музыка и танец – важные функции для выживания. Хотя музыку слушающий воспринимает целостно, за восприятие ритма и высоты звука отвечают разные части мозга. Мы легче улавливаем изменения в ритмическом рисунке низких басовых линий, чем в рисунке мелодии, которую часто создают из высоких частот. Именно эта чуткость к низкому басовому и ритмичному заставляет нас отзываться и танцевать. Она проявляется с первых месяцев жизни – уже шестимесячные дети распознают и реагируют на ритмичные низкие звуки. Но еще лучше и точнее они реагируют на ритм, когда видят пример другого человека. Так функция тела отвечать на музыкальный стимул превращается в коммуникативный акт.
Если в танце под общий ритм создаются коммуникативные связи группы слушающих и танцующих, то балет, как искусство сценическое и сценарное, может еще и рассказать историю для сопереживания, очищения и воспитания. Музыка объединяет, красивый танец рассказывает историю и вызывает у нас «ощущение» танца: зрителю, прямо, как в античной трагедии, кажется, что он — герой увиденного. При пассивном прослушивании музыки, человек сознательно или бессознательно не может не представлять движение. Сидя в ложе, наблюдая за танцем, зритель получает «ответ» на музыкальный запрос в увиденном на сцене.
Движение тонизирует. С этим фактором работает двигательно-танцевальная терапия, которая связанна с именем танцовщицы Мэрио Чейз: в 1966 она основала Американскую ассоциацию танцевальной терапии. Рядом стоят такие направления в современном танце, как «5 ритмов» Габриэллы Рот или контактная импровизация Стивена Пекстона, где иногда непонятно, чем эти практики, посылы и цели светской культуры отличаются от религиозных ритуальных и даже шаманских танцев. Совсем необычное место, где пытаются использовать танец в реабилитационных и воспитательных целях – филлипинская тюрьма (Detention and Rehabilitation Center) города Себу, где ставят групповые танцевальные постановки для заключенных. Логично, учитывая, что преступления сами по себе имеют антисоциальный характер, а танец, как уже было сказано, социализирует и позволяет пробудить эмпатию. Естественно, нельзя уравнять танец и терапию и полностью положиться на действенность ТДТ, но ясно, что сам акт танцевания и взаимодействия с ритмом – важная часть человеческой жизни и связи между психикой и соматикой.
В 2008 году журналист Джон Боханнон придумал конкурс Dance Your PhD, который поддерживает Американская ассоциация содействия развитию науки. Суть конкурса — сделать танцевальную постановку по теме своей докторской диссертации. А в 2013 появился DANscienCE Festival, чья миссия «объединить профессионалов в сфере танца, ученых и академических исследователей, чтоб воспеть науку в движении». Сегодня это один из самых перформативных научных конгрессов, но одно из его последних достижений: лечебная «школа» для пострадавших от болезни Паркинсона. Неврологи, психологи, физиотерапевты и танцоры вместе разрабатывали программу для улучшения когнитивных способностей и реакций.
Хотя большинство попыток объединить науку и танец остаются в авангарде, некоторые исследования действительно могут быть интегрированы в профессиональную среду. Например, технологии захвата движений, чтобы лучше понять динамику их развития и проанализировать травматические аспекты. Royal Opera House вместе с Национальным институтом танцевальной медицины и исследований (National Institute of Dance Medicine and Science) в Лондоне уже использует современные технологии, чтобы разобраться, как танцуют артисты балета. Сила прыжка, движения тела, возможные травмы из-за неправильного распределения импульса и веса – все это можно изучить с помощью датчиков, прикрепленных к телу. Вместе с тем технологии исследуют границы телесных и ментальных способностей танцоров. Главная цель – просчитать оптимальную нагрузку, использовать научные данные, чтобы эффективно и правильно строить репетиции и классы. Наука поможет оптимизировать ресурсы. И это очень машинный, технологичный подход к, казалось бы, такой артистичной и живой сфере искусства.
В то же время ученые стремятся сделать движения машины человечными. Профессиональная танцовщица Кэти Куан «учит» роботов танцевать — то есть, двигаться более плавно, эргономично. Это позволит создавать роботов-помощников, которые не будут отпугивать. А роботы американской исследовательницы Тиффани Чен могут стать чувствительными помощниками в уходе за людьми со специальными потребностями. Чен учит роботов быть ведомыми, как в парных танцах людей.
В нашей жизни появляется все больше устройств, а с ними — и двигательных привычек. Профессор Жоэль Шеврие из Университета Гренобля задается вопросом: не придется ли нам стать немного танцорами и заучить «правильные движения», когда техника научится распознавать жесты-команды? Человек уже сумел перевернуть цепочку «музыка-стимул – танец-реакция»: с помощью перчаток Mi.Mu, чьи датчики считывают движения и превращают их в звук, или фортепиано Кайдзи Морияму и Yamaha, управляемое сенсорами на теле танцовщика. Танец создает музыку, а не наоборот.
Звучит футуристично, но главное — нам приятно двигаться, заниматься спортом, танцевать, особенно за компанию с кем-то. Что, в свою очередь повышает доверительность, чувство защищенности, открытость, ровно настолько чтобы происходило общение. Ведь в нём — весь смысл.