Из четырех поставленных балетов, два - признанные шедевры. Отличный воплотитель образов и «копировальщик» движений - со времен учебы в театральном училище Вацлава интересовали только танцы: в них он так преуспевал, что ему прощали плохое поведение и успеваемость по другим предметам. Казалось, Нижинский и правда рожден для одного дела.

«Сделать» из Нижинского балетмейстера решил Сергей Дягилев. Фокин вспоминал, что хореографа-Нижинского баловали – для постановки 10-минутного «Послеполуденного отдыха фавна», без пальцевой техники и классических па, ему дали около 90 репетиций (Ромола Нижинская пишет даже про 120!). Стравинский жаловался, что Вацлав просит менять музыку под хореографию, что в целом работа строится странно и тяжело. С исполнителями Нижинский был деспотичен и настаивал, чтобы они воспроизводили придуманные им позы и па максимально точно. Его сестра Бронислава вспоминала, что Вацлав не мог найти подход к танцорам и считал, что артисты танцуют плохо назло. Хотя часто участники просто не могли исполнить то, что Вацлаву казалось простым, и не понимали сути его метода, ведь до Нижинского в балетах была принята довольно свободная трактовка партий, в зависимости от характера и сильных сторон артиста.

Фокин пытался воссоздать танцы античности по изображениям. Нижинский вынес на сцену само изображение, и для того ему потребовалось изобрести новый язык танца. Начинающему балетмейстеру предстояло превратить тела классических танцовщиц в оживший барельеф. Но гармоничные статичные группы в движении распадались, мышцы танцоров, непривычные к двухмерным позам, болели. Предполагалось, что роль главной нимфы исполнит звезда первых «Сезонов» Ида Рубинштейн, но, побывав на одной репетиции, она отказалась.

«Послеполуденный отдых фавна» - это зарисовка об одном случайном чувстве, интимная ситуация из жизни фантастического существа. В своих дневниках Вацлав писал:

Я не думал о разврате, когда я сочинял этот балет. Я его сочинял с любовью. Я выдумал весь балет один. Я сочинил идею декорации, но Бакст Лев не понял меня. Я работал долго, но хорошо, ибо я чувствовал Бога. Я любил этот балет, а поэтому я передал мою любовь публике.

В начале 20 века античность, рядом с машинной виртуозностью балета, казалась воплощением природности, к которой стремились Дункан и «босоножки», Далькроз и его Институт ритмики. Нижинский был знаком с ними, но, как в кривом зеркале, «античность» его хореографии только закрепощала: танцоры не освобождали мышцы в свободном танце, а мучились от необходимости быть «каменными». Они будто лишались индивидуальности в погоне за картинностью. Сам танец перестал подчиняться музыке: остался лишь ритм, ещё одно новшество Нижинского-хореографа, которое проявится в «Весне священной» и «Играх».

Премьеру «Весны священной» Игорь Стравинский не досмотрел и до половины, хотя позже сменил гнев на милость. «Весну» композитор придумал вместе с Рерихом: оба восхищались образами русских языческих ритуалов, искали возможность реализовать свои идеи, и Дягилев порекомендовал Нижинского в качестве хореографа.

Процесс постановки снова был напряженным. Сложные экспрессивные па (например, вертикальные прыжки в позе без подготовки и достаточно глубокого плие), сами позы, прямо противоположные классическим – угловатые, с угрюмо поднятыми плечами, невыворотными ногами. Несимметричное расположение и движение групп на сцене, отказ от "балетных" интервалов и линий, которые соблюдал даже Фокин. И ритуальная смерть на сцене - дикая для цивилизованного мира начала века, в котором Бог уже умер.

Скандальные новшества хореографии и, не в последнюю очередь, чутье Дягилева, увековечили «Послеполуденного отдыха фавна» и «Весну священную» в истории искусств, чего не скажешь о двух других балетах Нижинского: «Играх» и «Тиле Уленшпигеле». Последний ставился во время гастролей «Сезонов» в Америке в 1916 году: Нижинский ненадолго вернулся в труппу после разрыва с Дягилевым из-за женитьбы, но оказался плохим продюсером. Балет создавался в спешке, и даже сестра с женой не помогли Вацлаву организовать все достойно.

Более ранние «Игры» - кокетливое трио мужчины и двух девушек, созданное в один год с «Весной священной» - оказались проходными по ряду других причин: неудачные декорации Бакста, которые не могли соответствовать духу работ Вацлава, опередившая время и «не распробованная» публикой бессюжетность, излишнее увлечение хореографа методикой Далькроза, превращавшей танцоров в подобия роботов. Хотя Нижинский позже опишет свой взгляд на балет, вскрывающий природу непростых отношений с основателем «Русских сезонов»:

Я очень доволен, если Дягилев говорит, что эти сюжеты, т. е. «Фавн» и «Игры», он сочинил, ибо эти балеты были мною сочинены под впечатлением моей жизни с Дягилевым. «Фавн» есть я, а «Игры» есть та жизнь, о которой Дягилев мечтал. Дягилев хотел иметь двух мальчиков. Он мне не раз говорил об этой цели, но я ему показал зубы. Дягилев хотел любить одновременно двух мальчиков и хотел, чтобы эти мальчики любили его. Два мальчика есть две девушки, а Дягилев есть молодой юноша. Я эти личности нарочно замаскировал, ибо хотел, чтобы люди почувствовали отвращение. Я чувствовал отвращение, а поэтому не мог кончить этого балета.

Американские гастроли 1916 года стали последней попыткой Нижинского и Дягилева работать вместе. То есть, для "Русских сезонов".