До 2 июня в нью-йоркском Рокфеллер-центре будет стоять 14-метровая нейлоновая скульптура Джеффа Кунса – реплика его же «Сидящей балерины». Оригинальная версия высотой в 2,2 метра, выполненная из хромированной стали с зеркальным покрытием, входит в серию работ «Antiquity» – о красоте, фертильности, любви в истории человечества.
Уже сама тема «Antiquity» содержит разгадку: почему практически у каждого художника найдется работа, так или иначе связанная с балетом. Балерина Кунса – современная Венера, которая остается грациозной и притягательной даже будучи ростом с 5-этажный дом. И, при этом, отстраненной и недоступной.
Балерины в изобразительном искусстве – это, конечно, совсем не один Эдгар Дега. Его можно не любить за излишнюю парадность, но с ролью балетного документалиста он справился на отлично – за дрожащими пачками и розовыми лентами видна настоящая цена ремесла, доступного единицам. Поэтому, когда смотришь на дородных «Трех танцовщиц» Пабло Пикассо, их параметры не вызывают вопросов. Для Пикассо бронза и живопись Дега были одним из важных источников вдохновения – он познакомился с ними на выставке уже после смерти французского художника в 1917 году.
В то же время он работал над костюмами и декорациями для «Русских сезонов» Дягилева, там же встретил свою будущую жену, балерину Ольгу Хохлову. Кстати, именно она – центральная фигура «Трех танцовщиц», созданных в 1919 году, она же «Сидящая балерина», практически прототип работы Кунса. В период работы с Дягилевым художник создаст целую серию скетчей, но к танцу будет возвращаться в течение жизни, во все периоды собственного творчества и развития балета в ХХ веке.
Без влияния Дега и Дягилева не обошелся и Анри Матисс, как и Пикассо создававший костюмы для «Русских сезонов». Его любимой моделью была ученица балетной школы Генриетта Деррикаррер – несомненный прообраз ренессансной Венеры. А реалист Эдвард Хоппер, пусть и обошелся без танцевальной пластики, зато использовал приемы и образы Дега в своих застывших сценах американской жизни.
Зачарованность балетным ремеслом промелькнула и у Энди Уорхола. Еще студентом он сам брал уроки танцев, и в начале своей карьеры иллюстратора и художника создал серию из 49 чернильных скетчей о буднях балетных танцоров и акробатов, которую подарил своей подруге – редактору журнала «Dance» Лидии Джоэл. Балет Уорхола – это чистый праздник движения, который видит на сцене восторженный зритель, а его танцовщики – вечные дети в процессе игры, как, собственно, и сам художник. В 1981 Уорхол возвращается к теме балета с другой, не менее важной стороны: его серия полароидных снимков черных сатиновых пуант – это чистой воды фетиш, ключ притягательности балетного искусства, символ красоты, боли и наслаждения.
Девид Хокни, в 80-х сотрудничавший с Metropolitan Opera, также обращался к артистической рутине, открыто цитируя своих предшественников – Дега и Матисса. В 2014 году у него вышла серия работ о танцорах. Главными героями стали перспектива и цвет, но налет отстраненности, недоступности и эротизма, свойственный танцу никуда не делся. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на работы из серии Хокни «The Group» того же 2014 года: часть из них изображает группы танцоров, часть – обычных людей в офисных костюмах.
Конечно, как и любому популярному образу, балету суждено было стать частью культуры китча. Не в последнюю очередь благодаря тому же Дега, чьи грациозные девушки в полупрозрачных платьях и старинных интерьерах легко попадают под простодушное определение «потому что красиво». Они – застывшие фарфоровые статуэтки из сувенирной лавки, общепринятое и общедоступное понятие о красоте, изяществе, традиционной женственности, в конце концов. Словом, всего того, что приписывают Венере, и над чем так ловко иронизирует Джефф Кунс.
