Международный совет по танцу признал Владимира Малахова лучшим танцовщиком столетия. Уже больше 30 лет его имя — одно из самых значимых в балете, синоним безукоризненно чистой техники и артистизма. После училища Малахов сразу получил должность ведущего танцовщика, завоевал ряд международных премий, снялся в фильмах-балетах и уехал танцевать в престижных труппах по всему миру — в Нью-Йорке, Торонто, Вене, Штутгарте, Берлине, Токио. В течение 12 лет руководил труппой Государственного балета Берлина, собрав крепкую команду из трех разных театров и обогатив ее танцовщиками русской классической школы. Сейчас Владимир Малахов продолжает сотрудничать с балетными компаниями по всему миру в роли артиста и художественного руководителя. Balletristic застал его во время подготовки спектакля «Коппелия» для студентов Киевского хореографического училища, и расспросил о работе с артистами, статусе международной звезды и знаменитой пародии на Сильви Гиллем.

Фото: Вадим Худолий

Балет — это несбывшаяся мечта моей мамы. Она решила, что первый ребенок, который у нее родится, станет артистом балета. И внушила эту идею мне.

В Кривом Роге я занимался в ДК Металлургов. Танцевал там и зайчиков, и белочек, и медвежат. Мне очень нравилось, я был единственным мальчиком в классе. Но потом педагог сказала моей маме: «Ребенок способный, и я больше ничего не могу ему дать. Попробуйте показать его в хореографическое училище». И мы отправили запросы в Киев, Москву и Санкт-Петербург. Ответы пришли отовсюду, но после долгих дебатов мы выбрали Москву. Все-таки это была столица.

Мне никогда не было обидно, что я не стал артистом Большого театра. С одной стороны, хотелось, конечно, но с другой – может, бог меня огородил. Я попал во вторую на то время труппу Москвы, «Московский классический балет», где меня сразу взяли на позицию ведущего танцовщика, давали роли, ставили на меня, помогали продвигаться. В Большом в то время было очень много звезд, которые могли бы меня немножко зажимать. Но я не знаю. Не получилось, значит, так должно было случиться.

Бывало, когда я приезжал выступать в другие театры, их артисты встречали меня «с ножами». Была и зависть, и ненависть – мол, я из кордебалета тянулся в деми-солисты, солисты и наконец стал ведущим танцовщиком, а тут приехал какой-то Малахов и перекрывает кислород. Но потом, когда люди видели, что я достоин своего положения, подходили и извинялись. Доказывать нужно не языком, а работой.

В Берлине (с 2002 по 2014 год Владимир Малахов был худ. руководителем и ведущим солистом Государственного балета Берлина — прим. ред) у меня не было конфликта своих же амбиций. Тяжело делать хореографию, самому ее танцевать и еще следить за ходом всего спектакля. Это очень выматывает. Мне гораздо больше нравилось смотреть, как танцует моя труппа, и корректировать.

Когда я спародировал Сильви Гиллем (на фестивале в Японии в 1997 году Владимир исполнил женскую вариацию из «Grand pas classique» – прим. ред.), она на меня не обиделась. Сказала только: «Naughty boy». И пальцем пригрозила. Но когда приехала в следующий раз танцевать «Луну» Бежара, предупредила сразу: «Если Малахов будет пародировать меня в «Луне», у него будут большие проблемы с Бежаром».

Иногда мужчинам нужно становиться на пуанты. Это полезно, потому что совсем по-другому работает ахилл, вырабатывает крепость стоп. Некоторые танцовщики стесняются. Но почему? Ты все-таки артист, ты должен понимать, как устроена твоя профессия, и пробовать разное.

Если ты действительно хочешь стать хорошим артистом, ты должен делать все. И классику, и неоклассику, и модерн, и джаз, и контемпорари.

Я понимаю, что мы живем в 21 веке, и все модернизируется. Но антиквариат всегда будет в цене, и цена будет расти. А модерн – это на любителя.

Чтобы создать сильную труппу, необходимо искать именно тех артистов, которые подойдут для твоих идей.

В Берлине мне многих пришлось уволить. Было очень тяжело, уходило столько энергии и сил, что на следующий день было невозможно встать с кровати. Это постоянный адреналин. Одно дело, когда ты увольняешь незнакомого человека, а другое – своего приятеля, с которым ты хихикал и может даже вместе танцевал. Сказать ему: «Извини, я не продлеваю с тобой контракт», и аргументировать решение. Вот это было самое ужасное.

Я никогда не рубил с плеча. Я вел людей к тому, что им придется уйти. Давал понять – вот вам один шанс, второй. Если не возьмете себя в руки сейчас, третьего шанса уже не будет. И если после этого человек не начинал работать, он переставал для меня существовать. Я делал все возможное, чтобы он почувствовал – его место не здесь.

Художественный руководитель должен делать звезд из своих танцовщиков. Если ты взял человека в труппу, значит, видишь в нем какой-то потенциал. И ты должен давать ему возможность продвигаться.

Не все артисты раскрываются сразу, им нужно давать время. Многое зависит от роли – бывает, артист ее просто не чувствует. А даешь другую – и раз! Он вспыхивает!

Артисты должны получать удовольствие от хореографии, которую они танцуют.

Как руководитель я могу быть и жестким, и мягким. Но все проблемы стараюсь решать спокойно. Если план А не срабатывает, всегда есть план B, C и еще много букв до конца алфавита.

Я сейчас свободный художник. С одной стороны – это хорошо. Можно ездить по миру, смотреть новые таланты, новых хореографов, делать вместе какие-то постановки. А с другой стороны – это нестабильность. Как цунами – вниз-вверх.

Мне нравится работать со студентами. К ним нужен особый подход, их надо расположить к себе, чтобы они в тебя верили, доверяли и могли подчиняться, как ученики. Если на них кричать, они сразу замыкаются. Им же нужно все объяснять, показывать вплоть до мелочей. Они не профессиональные артисты, у них нет опыта. Это как кормить ребенка детским пюре.

Когда я ставлю спектакль, говорю педагогам: «Смотрите не только на своих учениц, а на общую картину».

Если мне очень нравится молодой артист, я всегда готов помочь с контрактами. И материально помогаю талантливым, даю стипендии.

Меня сравнивали с Нуреевым, говорили, что ноги у меня как у Марлен Дитрих, а танцую я, как Мария Каллас поет. Но что же тогда остается от меня самого? Я не хочу быть вторым Нуреевым, я хочу быть первым Малаховым.

Второго Малахова не будет. Будет кто-то другой талантливый.

У меня есть знакомая, которой я, можно сказать, жизнь спас. На каком-то этапе у нее все было так плохо, что она собиралась покончить с собой. Но перед этим решила пойти и посмотреть «Жизель». В тот вечер танцевал я, и она так вдохновилась, что взяла себя в руки, и решила все свои проблемы и на работе, и в отношениях. Теперь она моя большая фанатка и подруга.

Японские зрители привыкли выбирать какого-то одного кумира. Например, есть группа, которая ходит только на меня. Неважно, танцую я один номер или целый балет. Они придут, дождутся моего выхода, посмотрят и уйдут. Остальное им неинтересно.

Я никогда не пытался ни с кем конкурировать. У меня была одна цель – стать артистом балета. Я не знал, как сложится моя карьера. Не знал, что буду танцевать на лучших площадках мира, что меня признают лучшим танцовщиком. Я просто хотел танцевать.

Мы себе не принадлежим, все уже наверху расписано.